И даже достигая высот они остаются маленькими, а потому… "Не судите, и не
будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете;"
Евангелие от Луки, гл.6, ст.37

Возвращение с приключением

Обстановку социалистического отечества Петр Андреевич почувствовал уже в бухгалтерии аппарата Советника, куда он обратился за заработанным и кровными, чтобы получить их в чеках Внешпосылторга. Там же нужно было оформить покупку автомобиля.

Войдя в нужную ему комнату, он оказался перед деревянным барьером, отделявшим комнату от посетителей. В отдалении, почти скрытая большим несгораемым шкафом, сидела женщина средних лет в черных нарукавниках. Она сосредоточенно щелкала костяшками счетов, крутила ручку арифмометра, опять щелкала костяшками. Его приход она не заметила. Он решил подождать, пока она запишет результат. Если это не сделать, она собьется и будет вынуждена начать сначала. Однако время шло, женщина записывала результаты своих подсчетов и принималась за новые, а его упорно продолжала не замечать.

- Извините, пожалуйста,- наконец решился Петр Андреевич.

- Вы не видите, что я занята?- рыкнула на него женщина, не поднимая головы.- Подождите в коридоре, пока я освобожусь. Я вас вызову.

Хорошенькое дело: ждать в неприспособленном для этого узком коридоре, где даже сесть не на что. А потом ему еще нужно было написать отчет.

- Но простите, у меня дела. Мне еще отчет…

- Черт бы вас побрал. Ходите, ходите, спасу от вас нет. Я же сказала вам русским языком, что занята, что мне некогда сейчас с вами заниматься. Не можете подождать сегодня, приходите завтра.

- Но завтра буду я занят.

На завтра у него была договоренность о поездке в Агру.

- Я сказала – завтра, а сейчас убирайтесь.

- Мне что, обратиться к …?- он назвал Советника по имени и отчеству.

- Хоть к черту, хоть к дьяволу, хоть к самому…,- она замялась,- Что у вас там? Откуда? Фамилия?

Петр Андреевич ответил.

Женщина порылась в лежавшем на ее столе гроссбухе, буркнула себе под нос что-то похожее на "однако" и стукнула кулаком в стену за спиной. Из двери в стене немедленно вышел молодой человек и почтительно наклонился к начальнице. Ткнув пальцем в гроссбух, она сказала сердито:

- Рассчитай. Они, видите, спешить изволют.

Молодой человек предложил Петру Андреевичу пройти к нему через коридор. За четверть часа они все уладили, но настроение испорчено. Прожив год за пределами страны советов, он успел отвыкнуть от того, чтобы на него повышали голос, от высокомерия и хамства на всех уровнях от высокого начальника до гардеробщика и вахтера.

Ничего с ним не случилось: как отвык, так и привык. Привык, но не принял и понял, что не примет никогда. Он был уверен, что человека следует уважать, прежде всего, за то, что он человек, а ценить за его талант, образованность, ум, культурность, умение понять и выслушать другого человека. Но у нас, если подчиненный скажет начальнику, что тот в чем-то неправ, как правило, воспринимается не меньше, чем посягательство на саму советскую власть. "Влажу и думаю: - Очень правильная эта, наша, советская власть",- написал поэт и застрелился.

Расстроенный мелким по нашим меркам инцидентом – подумаешь, бухгалтер обхамила, не развалился же, да и все благополучно разрешилось, он отправился в спецкомнату писать отчет. Там он увидел знакомого, такого же, как он советского специалиста, только с другого объекта той же компании, с которым он пару месяцев до того встречался на совещании в Бангалоре. Тогда они не познакомились, но теперь узнали друг друга и разговорились. Он тоже возвращался на родину.

В спецкомнате, как в лингафонном кабинете, рабочие места были разделены перегородками, наверно, чтобы один не смог подсмотреть, что пишет его сосед. Разговаривать там не полагалось. Однако, если нельзя, но хочется, то – можно. Вот они разговорились, тем боле, что в комнате больше никого не было.

По поводу своей недавней стычки в бухгалтерии, Петр Андреевич сказал соседу:

- Не пойму, чего это на меня бухгалтерша взъелась. Будто бы ничем я ее не обидел. Как с цепи сорвалась, только за то, что я попросил меня рассчитать.

- А вы ей отстегнули хоть сколько-нибудь?- спросил сосед, перейдя на шепот.

- Нет. А зачем?

- И очень этим обидели, оскорбили в лучших чувствах. А кинули бы ей сотенок пять рупий, она бы вам улыбалась во всю ширь загадочной русской души прямо с порога, а если больше – то и…

- И не боится, что…

- А кого ей бояться? Она теща самого М.

- Кто это такой?

- Вы не знаете, кто такой М! Святая душа.

- А почему я должен его знать?

- Не знаете, вот и хорошо. Меньше знаешь – лучше спишь.

- Но она еще ведь не старая, а уже теща большого, как я понял из ваших слов, начальника.

- У больших начальников бывают не только молодые жены, но и нестарые тещи,- наставительно закончил собеседник. На этом тема исчерпалась, и они принялись за работу.

Этот случай был началом его адаптации к жизни в родном отечестве. Всплеск негодования стюардессы в самолете Аэрофлота, которую он ее вызвал кнопкой и попросил принести воды, он уже воспринял спокойнее, почти не заметил. Полтора месяца спустя он был на сельхозработах. И когда бригадир, толстая тетка, поддатая уже с раннего утра, наорала на женщину, такую же, как он присланную из города им в помощь, мол, мешок следовало держать, мать ее..., не так, как она его держала, такая-то мать, а так, как она мужика за … держит, он отнесся как к невинной шутке. Он рассмеялся, вместе с теми, кто был рядом, и, несмотря на то, что ему было жалко оскорбленную женщину, у него даже не возникло мысли вступиться за нее и поставить распоясавшуюся хамку на место.

По возвращении в Москву, Петр Андреевич был у Коняжко. Он рассказал ему о работе оборудования, о его недостатках, дефектах и прочих возникших неприятностях. Успокоил, что теперь оно налажено, и уже более полугода работает устойчиво, что индийские специалисты с ним разобрались и если потребуются, то смогут сами устранить возможные отказы.

- И все это вы рассказали им,- спросил начальник строго.

- Ничего я им не рассказывал. У них самих есть глаза. А в технике они разбираются не хуже нас. Два индуса, которые все это время были рядом со мной, поняли, что им всучили недоделку, что…

- Что вы несете, молодой человек. Как вы можете такое говорить. Вы же советский человек!

- Потому и говорю, чтобы подобное не повторялось. Я был бы рад, если бы.… Кстати, они купили фрезерный станок. У американцев.

- Фрезерный? Почему я об этом не знаю?

- Станок очень дорогой, с ЧПУ. Так представители поставщика его установили, он заработал, и на нем стали изготавливать по нашим чертежам шестерни. На нем пока что работает оператор продавца. За два три месяца он обучит заводского, и уедет. Его работа и обучение входят в цену станка. Я видел договор. Они также обязуются, насколько я понял из договора, в случае остановки станка по их вине, обеспечить его ремонт в кратчайшие сроки, если не ошибаюсь, в течение сорока восьми часов.

- Напишите все, что вы мне рассказали, и что сочтете нужным в отчете,- прервал его босс,- и отдайте моему помощнику. Ко мне больше не приходите. Я обо всем распоряжусь.

Не уточняя, о чем он распорядится, Филимон Фомич выдержал паузу, и, глядя ему прямо в лицо, закончил:

- Я вас больше не задерживаю. Можете идти. Желаю вам всего хорошего.

Даже формальных, ни к чему не обязывающих слов благодарности сказано не было.

- Как скажете, Филимон Фомич,- ответил Петр Андреевич, не чувствуя прежнего волнения, и подумал: “Что с него взять. Хамом он был, хамом и остался”. И этим все сказано.

После такого общения что-либо спрашивать о дочери не имело смысла.

Отъезд из Индии Петр Андреевич спланировал так, чтобы в Дели пробыть неделю: посетить музеи, Красный форт и знаменитую Агру с ее не менее знаменитым Тадж-Махалом, о которых ему много рассказывали. Наконец, походить по магазинам. Едва ли за год в нашей стране появилось изобилие на прилавках.

Все запланированное и даже больше ему удалось исполнить благодаря содействию Генерального директор, который связался с кем нужно в Дели, и ему оказали всемерное содействие вплоть до обеспечения транспортом по потребности.

В день отлета, Петр Андреевич отправился в город, пройтись и потратить остатки наличных рупий. Возвратился он в гостиницу за пару часов до отъезда в аэропорт, чтобы пообедать и упаковать чемодан. Поскольку руки его были заняты свертками, он прошел вглубь номера, чтобы положить их на кровать. При этом дверь осталась открытой. Услыхав щелчок замка, он решил, что ее закрыл сквозняк, и, не теряя времени, принялся укладывать покупки в чемодан.

Однако вдруг он почувствовал, что к нему прижалось что-то мягкое, теплое и ароматное. Он обернулся, но увлекаемый этим чем-то, был повален прямо на свертки, а в его раскрывшийся от удивления рот впились страстные губы.

Он не успел ни возмутиться происходившим, ни разобраться, что к чему и от чего, как в дверь номера постучали. Этот стук вернул его к реальности, и он увидел, что возлежит на молодой женщине. Воспользовавшись тем, что от неожиданного стука незваная гостья ослабила объятья, Петр Андреевич высвободился и встал.

Женщина осталась лежать, разметав сари, под которым в нижней его части на ней не было никакой одежды. Дамочка пришла готовой к труду, но не к обороне. Красива она была или нет, он разобрать не успел, да и лица не запомнил. Уверен он был только в том, что она была европейкой и даже блондинкой, видимо одной из тех, которые постоянно обсиживали кресла в вестибюле отеля, окучивая постояльцев.

Когда стук в дверь повторился, гостья встрепенулась, тоже встала и принялась поправлять свой наряд и прическу, из чего Петр Андреевич вывел, что ее приход и стук в дверь не связаны между собой.

Он решил не отзываться, в надежде, что стучавший уйдет, по крайней мере, отправится справиться о нем у портье. За это время он рассчитывал спровадить незваную гостью, да и сам уйти, даже может пойти пообедать. Но стучавший знал, что хозяин находится внутри, и уходить не собирался. Он перестал стучать и громко сказал:

- Петр Андреевич, впустите меня. Это я, Скорев. У меня к вам дело.

Панков знал Скорева. Это был сотрудник аппарата Экономсоветника, курировавший их объект. Но что ему могло понадобиться от него за несколько часов до отлета? Может быть, по отчету возник вопрос? Крути, не крути, а открыть придется.

Петр Андреевич направился к двери, еще не зная, как будет объяснять присутствие в его номере женщины. Гостья пошла следом за ним, а когда он, повернув ручку, стал нерешительно открывать, оттолкнула его и, едва не сбив с ног стоявшего перед дверью Скорева, скрылась за поворотом гостиничного коридора.

- Женщина ошиблась номером,- смущенно принялся оправдываться Петр Андреевич. “С одной стороны - ничего такого не произошло,- рассудил он,- С другой – кому, какое дело? А с третей – этот Скорев может черт знает что подумать и придумать”.

Однако вошедший, оправившись от пережитого потрясения, сделал безразличное лицо, будто не находил происшедшем ничего необычного. Мол, дело житейское.

- Я ей и так и эдак. Ничего не доходит,- продолжал оправдываться Панков.

- Ладно. С кем не бывает,- успокоил его гость, и было непонять, относятся его слова к тому, что женщина ошиблась номером, или что он застал ее с ней.- Я к вам, Петр Андреевич, с просьбой личного характера. Хочу с вами, если вы не откажете, передать кое-что в Москву. Тут совсем не много.

Петр Андреевич только теперь увидел, в руках у него вместо привычного “атташе-кейса” была хозяйственная сумка. "Они что, сговорились, черт бы их побрал,- подумал он раздраженно.- Туда тащил чужую сумку, теперь обратно…. И ведь не откажешь. А тут еще эта чертова баба навязалась на мою голову".

Скорев же, не дожидаясь согласия, принялся выкладывать содержимое своей сумки на то место, где минуту до этого возлежала незнакомка.

- Здесь нет ничего особенного, все самое обычное. Мама попросила купить ей на окна гипюр на окна и еще кое-что.… Вот вам ее телефон, вы позвоните, и она к вам подъедет в удобное для вас время. А это вам от меня, презент,- и он протянул ему бутылку виски.

- Да что вы,- смутился Петр Андреевич.- Я не пью.

- Берите, берите. Сами не выпьете, кому-нибудь подарите. Для мужчины лучшего подарка не придумать. Только дарите не пьяни какой-нибудь, которая все равно не поймет, подарите солидному человеку.

Вручив презент, он проворно собрал обратно в сумку ее содержимое и озабоченно посмотрел на часы:

- Ну, так я оставляю? А мне нужно торопиться. Советника угораздило в конце дня совещание устроить, а то бы я вас проводил в аэропорт. Машина за вами придет во время. Меня отвезет и вернется. Шофер к вам подойдет. Он вас знает. Если что, спросите у портье, надеюсь, что с английским на таком уровне вы уже в ладах.

- Спасибо. Машина у меня есть.

- Даже так. Ну, тогда прощайте, дорогой Петр Андреевич. Мягкой вам посадки в Москве и ни пуха.

Когда дверь за ним закрылась, Петр Андреевич чертыхнулся в сердцах на нелегкую, которая принесла этого чудака на букву "м" не раньше и не позже, а в самый раз. "А что бы было, если бы он не появился?"- спросил он себя и оставил вопрос открытым.