II ПОСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ МАРГАРИТЫ ФИЛИМОНОВНЫ,
КОТОРЫЕ ОНА ДЕЛАЛА БЕССОННЫМИ НОЧАМИ
Нитка 2. ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА
Куда уходит детство?
У новогодней елки пляшет маленькая девочка в розовом платьице с розовым бантом на голове. Вокруг стоят дети и взрослые, все хлопают в ладоши и чему-то очень рады. А девочка почему-то босая. Попляшет, остановится, стряхнет ладошкой прилипшие к ступням елочные иголки и продолжает. Ее ножкам колко, она очень устала, но не может остановиться, и поэтому начинает плакать. Плачет, но все равно продолжает плясать.
Этот бесконечный короткосюжетный сон снился мне много раз. Он обо мне. И хотя я всякий раз пробуждаюсь в слезах, после него на душе у меня всегда бывает легко. Как сказала мама, так я плясала на детском утреннике на Новый год. 1941-й. Было мне тогда около двух лет. Но почему я босая, зима ведь была на дворе, она мне ответить не смогла.
По всему выходит, что я не могу этого помнить, не должна. Очень была мала. Но тогда откуда этому взяться в моей голове? Я даже подарок, полученный мной за ту пляску, помню: шоколадная обезьяна, сидящая в причудливой позе. Помню даже, что когда у нее отломилась лапа, то внутри у нее было пусто.
Ясно я помню себя только уже когда мы были в эвакуации. Но что-то помню из того, что было до того. Вот мама кормит меня гоголем-моголем . Мне он не нравится, но мама заставляет его есть. Такое могло быть только до войны, потому что во время меня заставлять есть было не нужно.
Помню обливающихся водой слонов. Откуда взяться слонам в Бесарабии, тем более в маленьком городке у самой границы, где их отродясь не водилось. Где я могла их видеть? Я не оспариваю факт, что СССР – родина слонов, но не настолько же. Приходится только согласиться со стариной Фрейдом, который считал, что наши детские воспоминания домыслены нами в зрелом возрасте. Неужели я и слонов домыслила.
Я водолей, родившийся за две недели до окончания года тигра. Как водолей, я мечтательна и эмоциональна, а как тигр – мятежна, горячая голова. Я где-то вычитала, что женщины, рожденные под знаком водолея, всегда очень обаятельны. Ну, чем не я?
Злая я или добрая? Я и сама не знаю. Если присмотреться, то я - рубаха-баба. Была красивая, да и сейчас еще вполне, но в зеркало смотреться мне уже что-то не хочется. Но ведь не всегда так было... Когда-то я могла часами собой любоваться, и мне это не наскучивало. Мне нравилось быть красивой.
У меня есть одно странное на первый взгляд свойство: свою прошлую и настоящую жизнь я воспринимаю, главным образом, на запах. Большинство событий прошлого обладают для меня присущими только им запахами. В памяти моей их скопилось много, и каждый может вызывать у меня конкретное воспоминание. С другой стороны, какое-нибудь событие или впечатление может вызвать у меня ощущение определенного запаха. Бывает, что запахнет чем-то непонятным, а закрою глаза и все становится на место. Связи эти устойчивы, для меня необъяснимы, но я не исключаю наличия биологической основы, чего что-то собачьего. Недаром же собаки относятся ко мне хорошо. Даже незнакомые и злые, ластятся ко мне, чувствуют, наверно, родственную душу.
Кто-то придумал считать детство подготовкой человека к последующей жизни. Ни фига! Я уверена, что это вполне самостоятельная часть жизни, которую, иногда мне кажется, я так и не переросла, продолжаю в ней находиться.
Детство может быть трудным, голодным, сытым, веселым, грустным, но при всем при том оно всегда остается прекрасной порой жизни. Когда-то в школе нам внушали: "За детство счастливое наше спасибо, родная страна!" Непонятно только, причем здесь родная страна. Если это настойчиво вдалбливали в детские головы, значит, это кому-то было выгодно, кого-то сытно кормило: "Прошла зима, наступит лето! Спасибо партии за это!"
В детстве дни были длинные-предлинные. Сколько всяких дел можно было сделать, и еще оставалась уйма времени. Теперь же – не успеешь встать и привести себя в порядок, глядь, а уже вечереет. Только-только был понедельник, а уже суббота подкатила. Совсем недавно пришла долгожданная весна, а уже опять "зима катит в глаза". И только ночи становятся все длиннее и длиннее. О чем только не передумаешь, а она все не кончается и не кончается. И отдыха нет. Встаю усталая, будто и не отдыхала. А какими они были короткими в молодости, особенно в детстве! Кажется, только до подушки добралась, а уже утро наступило, и нужно вставать. Как это казалось мне тогда несправедливо.
Мы вырастаем из детства, а, старея, часто возвращаемся в него. И детство, спасибо ему, нас принимает. Каким бы оно ни было, его всегда хочется вспоминать и есть что вспомнить. И пусть самым стойким моим воспоминанием из детства является голод, желание что-нибудь съесть, потому что в самую нежную часть моего детства началась война, мне всегда приятно побывать в нем.
Добра от войны не следует ждать ни в детстве, ни в другом возрасте. В ней не бывает ни правых, ни виноватых. Хорошие люди и мерзавцы бывают с обеих сторон, только первые погибают чаще. В результате из войны общество в целом выходит хуже, чем оно было до нее, а тот, кто назвал войну ВЕЛИКОЙ, даже если это Великая отечественная, в лучшем случае - заблуждался…
В начале войны мне было чуть больше двух лет, а потому судить о том времени я могу в основном со слов мамы. Однако кое-что и я помню, хотя мне не всегда удается разделить, где мое, а где мамино, лоскуты, из которых у меня всякий раз складываются новые картины, создавая видимость меняющейся целостности. Как зыбучие пески постоянно меняются, оставаясь внешне неизменными. Чем-то это напоминает узоры в калейдоскопе. Они разные, хотя и возникают из одних и тех же фрагментов.
Мы с Филимоном сами сделали калейдоскоп. Сначала он попросил меня насобирать разноцветных стекляшек. Потом из куска разбитого зеркала он вырезал три полоски, из которых мы склеили трехгранную призму зеркалом внутрь. Я была в восторге. Меня удивили не столько, а то, что они возникают из никчемных стекляшек, фактически из мусора.
В ту ночь нас разбудил сильный грохот. Киев, наверно, уже бомбили, но нам еще не "объявили, что началася война". Земля тряслась, стены домика качались. Мама рассказывала, что перед тем они пережили землетрясение. Было очень страшно. Некоторые дома рушились. На головы выбегавших на улицу людей падали кирпичи от разрушавшихся печных труб. Наш домик выстоял, и трещины в его саманных стенах были уже заделаны. Но на этот раз было совсем по другому.
Отец, человек военный, сразу стал собираться. Граница то была рядом. А вскоре в окно забарабанил вестовой, он же ординарец отца, он же его денщик. Отец ушел, взяв с собой всегда готовый для такого случая вещмешок. Больше мы его не видели.
Он выжил, но к нам не вернулся. Я встречалась с ним, когда он уже был старым, немощным и пьющим. Жалкое зрелище, но об этом в другой раз.
Вестовой возвратился с телегой. Ему было поручено отвезти нас на железнодорожную станцию и посадить в любой уходящий на восток поезд. Мама говорила, что служба этого солдата в основном проходила в нашем доме. Как денщик, подобие слуги из солдат, он выполнял в доме всю хозяйственную работу. Пилил-колол дрова, сготовил обед и за ребенком присматривал. (Только спать он уходил в казарму, чтобы оповестить отца, если что случится.)
Практичный сельский парень, он знал, что и где у нас лежало, и без лишних слов принялся увязывать в узлы и грузить в телегу все, что счел нужным, и что повернулось под руку: из платяного шкафа - одежду; из кухни - еду и посуду; из спальни - меня прямо с постелью. Фотографии, к сожалению, ему под руку не попались.
- Чертова кукла. Вместо того чтобы помогать вещи собирать, ты орала, как резанная,- говорила мама всякий раз, когда рассказывала об этом. А чего она ждала от двухлетнего ребенка?
|