И даже достигая высот они остаются маленькими, а потому… "Не судите, и не
будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете;"
Евангелие от Луки, гл.6, ст.37

За границей у нас было что-то наподобие медового месяца. Каждый вечер Сергей звал меня к себе в номер "поработать с документами". Нужно признать, что в подтверждение поговорки о старом коне, который борозды не портит, любовником он оказался опытным.

Но одно досадное происшествие влило ложку вонючего дегтя в банку душистого меда наших отношений. Однажды он вдруг прозрачно намекнул мне о том, что глава нашей делегации, тот самый Х, тоже хотел бы "поработать с документами" при моем участии. Для меня это прозвучало, как гром средь ясного неба: я взорвалась, разревелась, и быть бы его физиономии изодранной в клочья, если бы он не сжал мои запястья железной хваткой. Я вырывалась, пыталась даже его укусить. Он не отпускал меня, целовал, повторял нежные слова, которые я не хотела слышать. Как я его тогда ненавидела.

Обида продолжала клокотать во мне даже тогда, когда я, пришла в свой номер и приняла душ. "И что же я за баба такая, если какой-то паршивый козел, возомнивший себя быком, "вставляет" мне самым наглым образом, а, получив желаемое, еще и под свое начальство подстелить норовит? Он меня что, совсем за последнюю шалаву держит? Жаль, что морду не удалось расцарапать, чтобы неделю на люди не мог показаться",- разговаривала я сама с собой.

На следующий день я не могла даже видеть его рожу и рожу этого, который на букву Х. Все мне в них было противно. Хорошо, что переговоры уже завершились, потому что я не знаю, как бы я смогла продолжать работать с ними.

Примирение состоялось только после возвращения домой. Он повинился, попросил прощения. Из его слов выходило, что начальник Х де попросил его посодействовать ему в сближении со мной, а он, не будучи уверенным в моих чувствах к нему, не счел себя в праве лишать меня возможности сойтись с высоким начальством. Рыцарь хренов. Ему и соврать ничего не стоило. Сказав мне это, он добавил, что если бы я тогда согласилась, то для него перестала существовать навсегда.

Но я полагаю, даже уверена, что прояви я тогда слабину, он бы продал меня за милую душу и имел бы от этой сделки неплохой навар. Однако сделка не состоялась, и, в конце концов, все вернулось на круги своя. Он подарил мне французские духи (припас ведь) и много роз. Мама была потрясена, когда директорский шофер внес в прихожую целую охапку. Повинную голову меч не сечет. Простить то его простила, но забыть не забыла. Заноза в душе осталась.

Как бы все было прекрасно, если бы все на том и закончилось.

Наши отношения продолжались и развивались. Несмотря на грубость натуры, Сережа со мной был нежен и застенчив, и я даже поверила, что он меня любит. От него я слышала столько приятных слов и слов восторга, сколько я больше никогда и не от кого не слыхала. Он восторгался даже моими губами, утверждая, что готов полжизни отдать только за то, чтобы целовать такие губы.

- Только пол,- пошутила я.

- А вторая для того, чтобы их целовать. Покойнику женские губы ни к чему.

Тогда как мама моя с детства называла меня не иначе как "рот до ушей, хоть завязочки пришей". За это я его ненавидела и долго, чтобы не привлекать к нему внимание, пользовалась губной помадой весьма осторожно. У мамы же наоборот - губы тонкие, а рот, в те минуты, когда он закрыт, вытягивается в ниточку, а когда она чем-нибудь недовольна, то принимает вид куриной гузки.

Поиск мест для наших встреч был его заботой. Чаще всего мы находили пристанище в квартирах его друзей, причем это всегда были не зависящие от него люди. В отсутствии его жены мы не стеснялись расположиться и у него дома или на ее даче. Дачу тестя он посещал только в качестве гостя. Она была обкомовская, с обслугой, поэтому там даже если захочешь, то не развернешься. Но самыми приятными для меня были дни, которые мы провели у его друзей в Абхазии и у его друга Андрея, на его лесной заимке. Но к вопросу о женитьбе на мне, о чем им было сказано в один из первых наших дней, он больше не возвращался. Я не думаю, что он забыл. Он, вероятно, просто считал это несущественным. Я и без того была с ним. Не исключаю и то, что он не мог решиться на развод, предчувствуя, каким сложным будет этот процесс, и чем он мог завершиться.

С той поры, как мы стали вместе, в нем заметные произошли перемены к лучшему, с человеческой стороны. Он стал сдержаннее и вежливее с подчиненными, ему разонравилось быть жестким и грубым с людьми. И, тем не менее, большинство его подчиненных продолжало считать его неизбежным злом, к которому нужно приноровиться и которое приходится терпеть. Я тоже полагаю, что это было временное явление, вызванное желанием нравиться мне. Люди, у которых вдруг, откуда ни возьмись, появляются порядочность и совестливость, не заслуживают доверия. Эти качества как появились, так и уйдут, когда надобность в них отпадет. У кого они есть, они есть всегда, и для этого им не нужно влюбляться в кого-то.

А вот директорский шофер Андрей Степанович, мужчина солидный, предпенсионного возраста, очень уважал своего шефа, был к нему искренне привязан и думал о нем иначе. Когда у меня сложились с ним доверительные отношения, он как-то сказал мне:

- Сергей Семеныч - мужик стоящий, настоящий. Прибери его, дочка, к рукам, не пожалеешь. Ваше счастье только в твоих руках. А без тебя он пропадет. Доконает его Мымра. Так он называл директорскую жену, которую ему иногда приходилось возить. Так буду звать ее и я, тем более что имя ее я постаралась забыть навсегда.